Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я… я просто хотела тебя увидеть, – призналась я, осознав в этот момент, насколько это правда.
– Ну вот, увидела.
Живот у нее вырос, и я вдруг подумала, что ее и мой ребенок могли бы расти вместе. Яблочко от яблони недалеко падает, говорила обычно Нини. От этой мысли меня затошнило, и я впилась ногтями в спинку кухонного стула.
Из соседней комнаты донесся запах сигареты Липа, и я попыталась прогнать из памяти, как он втискивал свой язык ко мне в рот.
– Кто это? – крикнул он, прекрасно зная, что это я.
– Никто, милый, – ответила Инес. – Ужин скоро будет.
Она накрыла кастрюлю крышкой и сказала, не оборачиваясь:
– Иди, откуда пришла, девочка. Шляешься посреди ночи, будто на неприятности напрашиваешься. Тебе тут места нету.
– Мама, я…
Инес повернулась ко мне. Мне хотелось услышать от нее хоть что‐то, от чего бы не так ныло в груди, но ее взгляд меня резанул.
– Уходи давай. И ключ оставь.
Он выпал из моей руки на стол, и я вышла из ее квартиры.
Нет, это место никогда не было моим домом. И я ни за что не захочу, чтобы яйцо внутри меня ощущало себя таким одиноким, таким сиротливым.
Глава 6
Неподвижные воды
Элинор
Элинор сделала себе чашку ромашкового чая и унесла ее обратно в кабинет. Ей так приятно было в последнее время работать с миссис Портер, что она попросила Уильяма привезти к ним домой несколько мешков и коробок, чтобы можно было заниматься важными документами даже в те дни, когда она не ездила в университет.
Работа над библиотечной коллекцией помогала Элинор почувствовать близость к матери. Она понимала, почему мать любит печь. Месить тесто и лепить пироги – не просто способ зарабатывать деньги, это приносило в жизнь матери покой и порядок. И именно такое ощущение у Элинор вызывала архивная работа. Когда она читала строки, написанные предками, изучала их фотографии, рисунки и языковые коды, то была преисполнена решимости сохранить историю.
Особенно ей нравилось читать про независимых женщин. Миссис Портер дала ей домой биографические данные Дороти Креол, которые надо было систематизировать и классифицировать. Элинор достала документы из конверта, в котором они хранились, устроилась на кушетке, поджав ноги, и принялась читать.
Дороти Креол была одной из первых чернокожих женщин в голландской колонии Новый Амстердам на острове Манхэттен. Она прибыла около 1627 года вместе с другими рабынями, потому что мужчинам нужны были жены, а голландским женщинам – домашняя прислуга. Дороти вышла замуж за Пауло д’Ангола. Д’Ангола была самая распространенная фамилия среди рабов, это означало, что он родом из африканской Анголы. В 1643 году Дороти как‐то раз пошла в голландскую реформатскую церковь, чтобы стать крестной для чернокожего мальчика по имени Антонио. Через некоторое время родители мальчика умерли, и Дороти с мужем его усыновили и вырастили как собственного ребенка. Это один из первых случаев, известных нам по документам, когда чернокожие помогали друг другу.
Элинор потрогала свой живот. Она не могла себе представить, чтобы о ее малыше заботился кто‐то другой, не она сама. От одной мысли об этом пробирала дрожь.
В 1644 году Пауло подал иск о том, чтобы их освободили, и добился этого. Как черные фермеры, они владели двумя милями земли от нынешней Кэнал-стрит до 34‐й улицы в Манхэттене. Этот участок называли Земля черных. Хотя с освобожденными рабами обходились не так же, как с белыми, они были землевладельцами. Негры, все еще находившиеся в рабстве, смотрели на Дороти и Пауло с надеждой. Путь на свободу существовал.
По десятичной системе Дьюи история Дороти отмечалась бы просто как «326: Рабство и освобождение». Но в истории Дороти Креол, как и во многих историях, которые Элинор оформляла, было много аспектов. Элинор записала: «Рабы, Бывшие рабы, Усыновление, Землевладельцы, Управляющие землевладениями, История Голландии / Нового Амстердама».
Ей оставалось только кратко подытожить информацию, а потом вернуться в постель. Но Элинор умудрилась задремать, потому что внезапно оказалось, что рядом стоит Уильям и дергает ее за руку.
– Иди в кровать, детка, – сказал он, потирая глаза.
Элинор сняла с живота лежавшие на нем документы, аккуратно вложила их обратно в защитный конверт и пошла за ним наверх.
Через несколько часов ее разбудил звонок в дверь. Встрепанная Элинор в халате открыла дверь и увидела Надин, которая стояла у нее на пороге в нарядном костюме с воротником, украшенным воланами.
Наманикюренные пальцы она уперла в бока.
– Огайо, я надеюсь, ты не собираешься в таком виде идти завтракать.
– Надин! – Элинор завела ее в прихожую, чтобы Надин не стояла на утреннем солнце. – Я так рада тебя видеть.
Они обнялись. Поскольку Элинор, выйдя замуж, поселилась вне кампуса, в последние полгода виделись подруги редко. Две недели назад они столкнулись в библиотеке, долго обнимались и радовались встрече, и Надин уговорила Элинор позавтракать вместе.
– Почему у тебя такой вид, будто ты только проснулась? Ты что, забыла про нашу встречу?
– Проспала, – извиняющимся тоном сказала Элинор. – Во всем виновата беременность.
– Ну ладно. Там жутко жарко, давай никуда не пойдем, а я тебе тут что‐нибудь приготовлю. – Надин скинула туфли и отпихнула их в угол.
– Еды у нас полно, я недавно ходила по магазинам, – сказала Элинор, идя за Надин в кухню.
– Отлично. Если я что и умею готовить, так только завтрак.
– Фартуки висят в кладовке, – подсказала Элинор. – Ты умеешь обращаться с кофейником с фильтром?
– Разберусь.
– Ты только не обожгись. Я скоро спущусь.
– Мне нравится, как ты тут все обустроила; с тех пор, как вы въехали, стало гораздо лучше, – крикнула Надин с кухни.
На верхней площадке Элинор заглянула в гостевую спальню, но раз у нее в гостях Надин, времени на утренний ритуал не оставалось. Вместо этого Элинор по пути в душ прочитала молитву, надеясь, что этого хватит.
Когда Элинор на запах бекона и яичницы вышла к столу, Надин как раз положила в тостер ломтики белого хлеба.
– Потрясающе выглядишь, Огайо! – воскликнула она.
На Элинор было платье с запа́хом, застегивавшееся на корсаже жемчужными пуговицами, а волосы она убрала наверх.
– Мне сегодня к врачу. Не могу допустить, чтобы среди коллег мужа пошли слухи, что у него жена затрапезно выглядит, – сказала она Надин, а про себя подумала, что это тем более важно, поскольку Роуз Прайд очень хочет продемонстрировать всем, что Элинор не их круга.
– Отец одолжил мне машину, так что могу